Кто здесь?

 .




 

«Если бы человек знал дату своей смерти,

                                                                      он бы изжил себя еще задолго до этого»

                                                                           «114» Коран

 

 

ПРОЛОГ

 

          частье, как правило, без труда вскрывается ножом бытностей и самообмана. Разница  лишь в количестве строк описания и насколько трудна была рождаемость его, этого счастья. Вкупе с сумасшествием, оно как сон и смерть, отражают друг друга и перетекают в диптих.1 Яд всегда был безвкусным. А лекарство горьким.

          С сумасшедшего нет спроса, что уже само собой возводит все его мнимые проблемы в кавычки утопии. Жизнь и её мера перестают быть. Может это и не правильно, считать сей факт допустимым, но, как мне кажется, всё правильное пахнет ладаном и воском, а где труп, там соберутся и орлы…2

 

« I »

«  Заточение  »

 

          Открыв глаза, я угодил на пир кромешной темноты и мрака. Мое тело впитывало запах сырости и едва ощутимого холода. Сознание медленно возвращалось ко мне, память же не отвечала ни на один вопрос. Чувствуя скованность в движениях, правой рукой я упирался в такие же доски, на которых и лежал. Я не видел ничего, что окружает меня, не видел собственную ладонь, поднесенную к лицу на расстояние своего дыхания. При мертвой тишине в голове всё громче и громче разносилась эхом одна и та же мысль, рождающая в каждом моем нерве необратимый страх – я в гробу!

          Воображения о скорой кончине как о чём-то совсем близком топили мои надежды на высвобождение. Еще более пугающе мне представлялись муки моих последних часов. Какие они будут? Каково это, заранее знать необратимость агонии?

          Я попытался вспомнить хоть одну газетную выдержку, которая бы освещала подобную историю, хоть одну литературную статью, в которой человек, похороненный заживо, смог бы выбраться на свет белый, но, увы. Тщетно. Скорее напротив, мученики и по обыкновению хворый летаргией люд, буквально, один за другим приходили на ум. От дворянина Яновского3 до мещанина Бельского. И если в «забвение»4 Николая Васильевича я с самого начала не верил, то, что до второго, нет никаких сомнений, бедняга настрадался. Это плотник из соседнего уезда, напившись в очередной раз, уж не знаю каким образом, угодил в яму за скотобойней, в которую скидывали кости и различную требуху после разделки животины. Так называемая «бутылка», имела довольно глубокий ров и, если можно так сказать, целиком и полностью соответствовала своему названию, поскольку, была похожа на огромную бутыль, зарытую в землю по самое горлышко. Пропащего искали аккурат всю пасхальную неделю, и он, как оказалось позже, все это время был жив и пытался выбраться из западни. Пока хватало сил, бедолага строил из костей подобие лестницы, которая, по всей видимости, не выдерживала его веса и рассыпалась, заставляя вновь и вновь начинать все с начала. И с каждым разом хрупкая конструкция пожирала вместе с силами надежду на спасение, пока, в конечном счете, не одержала верх над тем и другим. Потом уже уездный следователь рассказывал, что Бельский прожил в этой «бутылке», как минимум, пять дней - в невыносимом смраде гниющей плоти при абсолютном сознании.

            Сколько же мне уготовано прожить в закрытом и зарытом гробу?

 

 

« I I »

«  Размышления  »

 

            Пытаясь упереться в крышку гроба я, не знаю, как и сказать то, насколько в данном случае приемлема фраза обрадовался, тому, что ладонями не нащупал препятствия! Иными словами, я смог вытянуть руки вверх без каких-либо усилий! Это меняло многое, хотя, признаться, и добавляло вопросов. Может быть, я просто в каком-то большом ящике? Может в погребе, в чулане, под полом? Нужно попытаться перевернуться и встать на ноги. Встать на ноги, как это жизненно звучит. Я постарался игнорировать тупую боль затёкших ног и предпринял усилия перевернуться. Мне удалось встать на колени и выставить перед собой руки. Свободно. Разведя их по сторонам, я нащупал лишь стену, которую загодя принял за стенку гроба. Она казалась на ощупь все такой же влажной и холодной, сложенной вдоль из ряда плохо струганных досок. Это добавляло к моим догадкам еще и сарай как вариант моего заточения. Сколько? Вероятно, я не меньше четверти часа нахожусь в здравом сознании, однако это ни сколько не добавило хоть малейшего просветления, мною все также двигал мрак, а психика начала оскаливаться обострением слуха. Откуда такая «громкая» тишина? Не было слышно ни пения птиц, ни звука лязгающих повозок, не криков старьевщика, ничего, что так обыденно встречало мои нервы каждое утро. Казалось, немая пауза висит натянутой струной и вот-вот лопнет. Словно гигантский колокол застыл на полпути к самому громкому своему набату, чтобы мгновенно и неожиданно разразиться неистовым громом по моему слуху. В одно мгновение, мне показалось, что я слышу каплю воды, упавшую на пол, но, нет, вряд ли, думаю, именно показалось.

            Озираясь осторожностью, я двинулся вдоль стены. Все еще не решаясь встать в полный рост, мне пришлось начать свой путь «к выходу» на корточках, выставляя перед собой руки. Каждый мой шаг рождал сотни различных мыслей и доводов, хотя, признаться, наверно как раз доводов то и не было. Не успевая подумать об одном, тут же на ум приходило другое, и сразу третье. Накапливалась усталость. И это после трех четырех шагов. Нужно было что-то предпринимать, что-то значимое, а что?

            Не знаю, почему, и что мною двигало, я начал снимать сандалии, чтобы хоть что-нибудь кинуть в темноту, тем самым на слух узнать размеры моей тюрьмы и вооружиться хоть каким-нибудь, пусть и таким глупым, представлением о месте моего заточения. Перспектива дальнейшего передвижения босиком пугала куда меньше полной неизвестности. Я сел, облокотился на стену и снял обувь.

             Первый сандалий ударился обо что-то глухое, практически спустя мгновение, я едва начал вести отсчет. Как мне показалось, это была все та же обычная деревянная стена. При самых не хитрых вычислениях можно предположить с большой долей уверенности, до нее метров девять-двенадцать. Если это, конечно, не шкаф, не тумба, а именно стена. Возможно, я тороплюсь, но мне кажется, я нахожусь в самой обыкновенной комнате правильной формы. Это вдохновляет хотя бы уже тем, что я очнулся не в склепе, и что осталось только пройти дальше по стене, открыть дверь и, о да, побеждающий наследует все!5

                   Второй я кинул уже в довершение своей уверенности о неминуемом освобождении   из этого плена. Думаю, я уже предчувствовал вдыхание чистого утреннего воздуха с его непритязательным ароматом луговой росы. И, пока в сознании проносилась картина моего пробуждения на ладонях свободы, я не услышал звука падающей обуви. Второй сандалий явно не достиг стены и угодил во что-то, нет, не знаю во что, как сказать, и даже, как подумать. Думаю, я ни во что не попал!

 

« I I I »

«  Пророчество  »

 

             Прежде чем достать кролика из шляпы, фокусник непременно сначала его в ней прячет. Возможно, я в такой же ситуации, и если есть «фокусник», финал неизбежен. Но, так или иначе, о чем бы я ни думал, необходимо действие. И я продолжил свой путь по черни мрака. На коленках, опираясь на стену, мне удалось достичь первого угла все еще неизвестного помещения. Я медленно вытянулся вверх, пытаясь нащупать потолок и, как оказалось, безуспешно. Нужно было один сандаль кинуть туда. Или нет – не знаю, мои нервы и терпение изъели себя, а это уже утрата контроля. На ум приходят битые мысли, непонятные воспоминания, даже не знаю, плохие или хорошие, наверно, все сразу. В надежде, что глаза хоть немного привыкли к темноте, я несколько раз подносил ладони к лицу, но увидеть их мне так и не удалось. Ума не приложу, но именно за этим занятием одно из воспоминаний заставило меня оцепенеть. Словно, тот самый гигантский колокол, что застыл в моих фантазиях на полпути к своему самому громкому набату, разразился неистовыми раскатами тех самых воспоминаний. Ну, конечно же, это цыганка с ее пророчеством. Не так давно я повстречал ее на тряпичном базаре. Это она, взяв мою руку, гадала на потеху всей моей философской реалистичности.  Так сразу и не вспомнить дословно, что-то, как раз, касаемо моего бедственного положения. Удивляет, что она поведала странные вещи, при всем притом, что я пытал о счастье. Помню приблизительно, и, опираясь на свое теперешнее состояние, постараюсь ничего не напутать:

 

- … в самую безоблачную ночь ты не увидишь звезд на небе…

- … чтобы изведать путь, ты не оденешь, а снимешь обувь и выбросишь…

- … гонимый неопределенностью, бросишься в объятия рогатого мертвеца…

- … испытывая жажду, выльешь на землю воду…

- … обняв себя, ты не в силах будешь развести руки…

- … люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы…6

- … и будешь счастлив, обретя беззаботность…

 

            Это все, что мне удалось вспомнить. Блуждающие предложения, не подлежащие объятиям моего понимания. Внятность украдена, хотя, в последнем, как показалось, мне что-то припоминается.

            Тихо! Вот! Снова!

          Я вновь услышал, как капля воды падает на пол. В такой тишине звук той самой капли кажется падающим яблоком. Задержав дыхание, некоторое время я вслушивался, ожидая услышать достаточно явный звук, но, нет, тщетно, видимо, мне уже начинает мерещиться.

            «В безоблачную ночь я не увижу звезд!» Быть такого не может! Как бы мне этого не хотелось, данная фраза тесно переплетается с угодностью моей ситуации. Согласен, достаточно туманно, но суть, она то здесь именно на своем месте! Ночь вокруг меня, ночь без звезд! От одной этой мысли меня начинает преследовать истерика.

            «Снимешь обувь и бросишь…». Или как я там сказал? Господи! Я не сказал, я это сделал!

 

 

 

« I V »

«  Мертвец  »

 

            Я не хотел больше допускать мысли относительно предсказаний, стараясь думать о чем угодно, но только не о гадании. Будучи человеком практичным, мне никогда не приходилось проявлять слабость к подобным суевериям. К великому своему стыду, не доводилось по воскресеньям посещать церковь, и, тем не менее, натурой я все же ближе к божьему слову, против гаданий и приворотов.

            Миновав следующую стену, обнаружить дверь не удалось, и, как только я последовал дальше, тут же наткнулся на свой сандаль. Ощупав рядом пол, как и должно было оказаться, второго я не нашел. Очевидно, по всему, он «пропал» где-то в середине комнаты. То, во что я мог им попасть, могла быть и лестница. Как мне раньше это не приходило в голову! Обыкновенный подпол с лестницей, ведущей наверх!

           В тот момент мысль о выходе настолько захватила дух, настолько опьянила чувства настороженности и пленила опасения, что я практически полным шагом направился к середине. Я позабыл об осторожности, о том, что бросив второй ботинок, удар не был слышен, и, попади он в лестницу, имей место быть здесь таковая, звук повторился бы, как и в первом случае. Однако сейчас, как казалось, я находил себя тем самым кроликом, что без помощи фокусника возникает из шляпы.

           Сделав несколько шагов, мои босые ноги начали скользить и прилипать к полу. Я почувствовал что-то холодное и неприятно липкое. Еще шире разведя во мраке руками, ладони коснулись какого-то предмета, явно не лестницы. Шагнув ближе, уже в полной мере можно было ощупать мою находку. Такое же липкое, что и на полу, но, теплое, несколько мягкое, и, как мне показалось, пошатывающееся. В полной темноте выводы настолько же слепы, как и я сам. На какое-то время мне показалось, что я трогаю кусок мяса. Глупость, однако, мне и в самом деле кажется, что это именно так. Удивление вызвала следующая находка, ощупывая предмет, я зацепился за что-то твердое и удивительным образом обнаружил в своих руках сандаль. Ну, конечно же! Второй мой ботинок угодил прямо сюда и застрял в мягких тканях. В мягких тканях? По спине пробежал холод и необъяснимое волнение от предвкушения нечто невероятного. Я продолжал обследовать найденный предмет, к слову сказать, издававший некий тленный запах. Я помнил это зловонье, что-то знакомое, но где чувствовал подобный запах, ума не приложу. И уже следующее открытие едва не лишило меня разума. Опуская по предмету ладони, явно прослеживалось туловище и ноги! Предмет не шатался, он качался! Это подвешенный человек! Мертвец!

            С трудом устояв на ногах, у меня перехватило горло так, что я, и вскрикнуть не имел даже малейшей возможности. Покойник был без кожи, чем и объясняется лужа, по-видимому, из крови, и тот самый звук капель об пол.

            Нахлынул страх и ошеломление. Контроль над собой становился неуловим. В панике я попятился назад, ноги не слушались, скользили по липким доскам холодного пола, равновесие проигрывало. Я падал.

          

 

« V »

«  Жажда  »

 

           Ничего не изменилось. Мрак. Темнота. Тишина.

           Болела голова. Видимо, падая, я ударился и потерял сознание. Боль была терпима, но в довершении всех бед добавилась жажда. Невыносимо пересохли губы, хотелось пить. Приходя в чувства, я отдавал себе отчет в том, что какое-то время находился без сознания. Если судить по отечности ног и уже запекшейся крови на затылке, без памяти я был довольно продолжительное время, больше суток, о чем свидетельствовала и двухдневная щетина. 

           Мысли о покойнике, который висит в центре комнаты, на мгновение заглушили зов жажды, и терпимости к боли. Не хотелось думать, как я попал в такую чудовищную ситуацию, а лишь, как выбраться из нее. Страх купировал все остальные мои мысли. Все время казалось, что в этой непроглядной мгле кто-то коснется моего плеча, что некто стоит и смотрит прямо на меня.

          Собрав все свои силы, облокотившись на стену, как можно ближе, вплотную к ней, я устремился искать дверь, не медля, передвигаясь дальше и дальше. В этот момент что-то мелкое попалось под ноги и, со всем присущим в такой тишине, грохотом, упало и, как мне показалось, покатилось. Присев, с осторожностью, я отыскал предмет моего удивления. Это был жестяной кувшин с остатками воды. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать той жадности, с которой я утолял жажду в этот раз. Разлилось большое количество, но восполнить часть сил было достаточно. И вновь, на этот раз уже эта, пусть и желанная находка, насторожила меня. Вспомнились слова гадалки:

 

- … испытывая жажду, выльешь на землю воду…

 

           Врать себе и успокаивать уже не имело смысла. Нужно признать, что все ее пророчества находят свое исполнение. Это ужасало. Как я мог забыть про ее слова и о мертвеце.

         

- … гонимый неопределенностью, бросишься в объятия рогатого мертвеца…

 

           Угнетала еще и моя беспомощность. Становилось жутко. Не припомню, чтобы я слыл человеком робкого созерцания, но сейчас.… Сейчас мной правил жуткий страх, и самое плачевное в том, что я даже не знал, перед чем этот страх!

          Я продолжал перемещаться вдоль стены, обдумывая происходящее. Почему гадалка сказала о рогатом мертвеце? Я точно помню, что описание покойника, как рогатого, в ее пророчестве точно было. Я еще подумал, прости Господи, о сумасшествии старухи. И зачем с висельника снимать кожу? Ответов нет, только если это или глумление, или же, я даже слышал и такое, для изготовления мыла. Самого что ни наесть обыкновенного мыла. Человеческого. К слову, говорят, оно самое лучшее и имеет высокую цену. Так, может, и моя участь уготовлена в подобие этому мертвецу???

          

 

« V I »

«  Безвыходность  »

 

            Пройденные три стены подчеркивали факт правильного расположения комнаты, она была прямоугольной формы. А так же, что немало важно, добавляли надежду на дверь в последней, четвертой стене. Я не стал медлить, и все так же, вплотную, начал, как мне казалось, свой последний путь. И все же, меня не оставляли мысли о словах гадалки. Старуха предсказала счастье в беззаботности, до которого предстояла жуткая дорога. Осталось, если я все правильно запомнил, только слова о тьме из Библии, которые, думаю, привязаны к окружающему меня мраку, но вот следующее пророчество недоступно в моем понимании:

 

- … обняв себя, ты не в силах будешь развести руки…

 

             Довольно странное выражение. Более того, оно с физическим подтекстом. Что здесь можно вообразить? Возможно, меня свяжут и повесят? К слову, сандаль, скорее всего, и угодил в этого связанного беднягу, между рукой и телом. Мне очень страшно. Рассудок, он словно над обрывом пропасти, на самом краю здравого смысла.

            Я дошел до угла! Нет! Не может быть! Ни в одной стене нет двери! Я отказываюсь поверить в такое! Кошмарный сон? Я чувствовал, как мои колени начинают трястись. Гонимые страхом, капли пота сильно ощущаемой влагой ударили по спине. Не может, не может этого быть! Нет!

            Я хоть и так не видел ничего дальше своего дыхания, зато отчетливо ощущал, как голова становилась тяжелой, словно безысходность всем своим грузом ударила по ней.  Веки тяжелели, закрывая пустую бесполезность глаз. Я словно, падая с высокого обрыва, медленно-медленно парил над бездной, как раненая птица, опускаясь вниз. По-моему, я слышал свое падение.

             

 

ЭПИЛОГ

 

- Ну что ж, надо отдать должное Вашей гениальности! Я, право, не нахожу слов восхищения! За месяц достопочтимого дворянина превратить в сумасшедшего, надо признать, это великая, великая заслуга.  Браво! Вот он, в одиночной палате, обнимая себя в смирительной рубахе, сидит в беззаботности и покое! Теперь любой нотариус признает его недееспособность и без лишних проблем отпишет все его имение Вашей дочери. Путь к его наследию проделан практически идеально!

- Бесспорно, но каких усилий мне это стоило. И затрат! Один только добротный тесненный сруб в земле обошелся дюжиной червонцев. Плотники сплошь ворье! На скотобойне за тушу быка взяли как за племенного, а я один в аккурат управился подвесить его. Жулики!

- Тем не менее, это стоило того. Ваша дочь получает размолвку и состояние, а зять еще долго будет вот так вот сидеть, обнимать себя и не в силах развести руки. Наверно, по своему, эта безмятежность возможно и есть счастье, а? Вы не находите?

 

 

 

 

                                  * * *

 1. Диптих – парное изобразительное произведение с одной идеей, сюжетом, мотивом;

2. Где труп, там соберутся и орлы. ( Евангелие от Луки   гл.  17:37);

3. Яновский – фамилия при рождении Гоголя Николая Васильевича;

4. Забвение - (др. греч. λήθη — «забвение», и ἀργία — «бездействие») — болезненное      состояние, иными словами, летаргический сон;

5. Побеждающий наследует все… (Откровение Иоанна Богослова   гл.  21:7);

6. Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. (Евангелие от Иоанна   гл.  3:19);