Радуга над кладбищем

 

 

 

 

 

«…Сон обличитель, моя бездна, мой иконостась,

Прописанный у Говарда псалмом,

Видела в нем невинность, но никак не грязь,

Той смерти, что считала раньше сном…»

 

«Призрак» /Эбигейл де Ля Фэй/

 

 

 

I

«…осталось пять часов»

 

 

            ынужден признаться читателю данных строк, именно сейчас,  в момент, когда он свой взор положил на эти страницы, меня, вероятнее всего, уже нет в живых. Согласен, более чем странное начало положено моему повествованию, посему уважительно потороплюсь собрать рассыпанные сомнения, макаю перо и спешно откланяюсь изложением.

          Все началось сравнительно недавно, после посещения мной церковной библиотеки в QuoVadis(*1),  что к северо-западу от Плимута. Это провинциальное местечко довольно скудно выглядит на трещинах цивилизации начала XX века, но мною движимо было отнюдь не самодостаточность прогулками, сколько предстоящий разговор с пастором и восхищение недюжинной коллекцией его редких книг. Впрочем, внимание приковывало лишь одно издание, датированное 1886 годом.

         На тот момент, разве мог я хотя бы предположить, насколько эта книга словно циркуль очертит круг, из которого мне уже не в силах будет выбраться, и станет подобием соли, рассыпанной в пятницу.

       Мне удалось произвести на священника впечатления должного и обязательного джентльмена, и я без труда уговорил одолжить на время предмет моего сыска, книгу «Призраки живых»(*2), именно так она называется. Это работа трех исследователей из Лондона, практически пионеров парапсихологической литературы – Эдмунда Герни, Фредерика Майерса и Фрэнка Подмора. Безусловно, легко читаемая, но пропитанная сомнительностью писаных доводов и фактов, она наделала много шума и, более чем, достаточно суждений не только в Европе, но и за ее пределами. Ее авторы еще за долго до публикации, в 1882 году прибегнули к систематическому исследованию привидений, основали «Общество психических исследований» (ОПИ), и таким образом, поставили под сомнение, нет, хотели поставить под сомнение учения Аристотеля(*3). Тот же в свое время, насколько я помню, утверждал, что сознание не может существовать отдельно от телесной оболочки, и потому смерть является полным и окончательным разрушением человеческой личности.

          Хочу сказать, авторы должным образом отнеслись к проделанной ими работе, они опросили 5700 человек, так или иначе сталкивавшихся с привидениями живых некогда людей, и со скрупулезностью не дилетантов  запечатлели результаты на своих страницах. Здесь так же можно найти описания видений на смертном одре, кои несоизмеримо со здравым смыслом на тот момент удивляли мои привычки видеть бытность во всем ее величии.

        Спустя несколько дней, я вновь встретился со святым отцом, вернул ему книгу с непременными словами благодарности и нисколько не был разочарован, потратив около двух часов на беседу с пастырем о прочитанном накануне.

       Прежде всего, я высказал ему свои сомнения о имевших в действительности место быть, разумеется лишь в некоторых прочитанных примерах, описанные в книге случаи. Меня сильно усомнило, или, даже более, смутило проявление видения на смертном одре в литературную форму! Насколько здраво это можно себе представить, приговоренного, что видит последним не священника, не писаря, но палача, воплощает агонию в письменность?

      Признаюсь, мне пришлось пропитаться своим удивлением, принимая небезынтересное парирование священнослужителя. Мне понравилась его искренность, столь налицо проявленная в нашем споре, познавательность и содержательность его речи незаметным образом переставляла мои сомнения таким образом, что часть из них я просто терял. Он словно буквально, причем, отдавая дань нравственности, за руку провел мой внутренний мир по ступеням познания клинической смерти, ее неотрицании и, скорее, наличии, остановив тем самым меня перед открытой дверью ответов.

      Он также поведал мне мое заблуждение о книге, как первоисточнике мира познания призраков.  Я удивился, узнав, что основы, азы науки о паранормальных явлениях берут начало с трудов некоего Джозефа Глэнвила, к слову сказать, священника. В 1662 году он ярко выражено описал странные события в Тидуорте в своей книге(*4), и, будучи человеком последовательным, в 1667г. отметил: «даже если 19 из 20 историй о колдовстве и магии окажутся выдумками, то и один случай, будучи полностью доказанным и должным образом проверенным, станет свидетельством, ослабляющим доводы атеистов».

        Помню, обратный путь до дома составил не более трех часов, и все это время я мысленно переворачивал страницы все той же книги, не представляя, насколько же  можно серьезным образом разговаривать, спорить, молчать, в конце концов, писать книги о том, чему нет плоти, имени и объяснений.

 

 

♦ I I ♦

«…Relictum quattuor horis est (*5) »

 

         Месяцем позже, вызванный некоторыми уже не столь важными обстоятельствами, дела привели меня в Lipsia(*6) . Удивительное и святое место Johanniskirche(*7), место, где, даже спустя четверть века я все еще слышал и упивался повисшей в воздухе  полифонией клавесина творца «…с именем не Ручья, но Моря»(*8), его неповторимыми кончерто гроссо и кантатами.

         Помню, я довольно быстро справил должностные цели своего визита, тем самым, выкроив время на незапланированный отдых. После радужных объятий «Погреба Ауэрбаха(*9)», я нашел свое одиночество на балконе одной из гостиниц. Так, от нечего делать, я стал перелистывать первую же попавшуюся мне книгу, вероятно забытую предыдущим постояльцем. То был томик некоего профессора Огэстиса Хэйера, «История моей жизни»(*10). Сравнительно не тяжелое сочинение данного господина я одолел довольно быстро. Настаивая на документальности своего повествования, автор рассказывает случай, имевший место в жизни одной ирландки, миссис Батлер. На протяжении длительного времени, по ночам к ней приходил один и тот же сон, в котором она видела жилищное строение, без хозяев, но в прекрасной форме, с недурно посаженным садом и следами явной ухоженности. Насколько чаще к ней возвращалось видение этого дома, настолько четко она запоминала все особенности усадьбы. Нет нужды описывать состояние бедной измотанной женщины и ее расстройства по следам необъяснимости сновидений. Каждую ночь, как только усталость спускалась на ресницы, миссис Батлер, с уже устрашающим постоянством, вновь стояла перед все тем же домом с застывшим сердцем. Она дрожащей рукой открывала дверь и проникала внутрь. Во всем величии убранства неоспоримо чувствовалась женская рука хозяйки, ее превосходный вкус интерьера, с которым так изящно были подобраны занавеси и тюль. Мебель говорила о достатке хозяев, которые, как таковые, не объявлялись, ну, или, не снились, это как угодно. Лестница, приглашающая в покои верхнего этажа, как не странно, гостью сопровождала поскрипыванием, что удивительно, проявляло себя в значительной степени настолько настойчиво заметно, что порой создавались иллюзии относительно сна, а не яви. Иногда женщине слышался шепот, как будто проистекающей не то с улицы, не то прямо за стеной. Но, отмеряя шагами комнату за комнатой, миссис Батлер не находила и тени присутствия людей.

         Весь этот кошмар не давал ей покоя в течении длительного времени и неоднократно являлся поводом ее визитов к лекарю. Тот же, в свою очередь, не смог подобрать приемлемых лекарств, а спустя время и вовсе утратил профессиональный интерес к подобного рода жалобам.

         Все прошло само собой, в одночасье. Женщина начала высыпаться и за редким случаем, лишь краями воспоминаний возвращалась к столь странному дому, а вскоре, под тяжестью бытовых проблем и прочих забот, перестала и думать об этом.

         Спустя пол года, вероятнее всего по долгу служебных поручений, миссис Батлер надлежало посетить Гемпшир, доставивший женщине всё величие необузданности кошмара и ужаса. Именно там, уже на выезде из города, она увидела тот самый ДОМ, в точности, до самой малозначимой детали повторяющий усадьбу, столь долго ей снившуюся. Исключение составляла лишь дверь в торце здания, тогда, во сне, ее не было.

         Дом был выставлен на продажу, и, следуя последовательности выводов из датированной записки на калитке, покупателями не избалован. Все разъяснилось, когда агент по продажам объяснил причину простоя недвижимости. Дело в том, что дом выставили на продажу после появления в нем призрака! А очевидцы узнали в миссис Батлер именно то самое привидение, что наводило ужас на обитателей усадьбы! И уже потом выяснилось, что дверь, которую женщина не признала, была встроена в стену лишь пол года назад, в то самое время, когда жуткий сон уже перестал доставлять неудобства!

        Но позвольте! Я ни коим образом не хотел бы дискутировать с мистером Хэйером, уважая, сколько его авторство, столь же и состоятельность профессора, однако, на лицо очевидность сразу ряда неровностей. Располагая довольно бедными до внятности географическими подробностями, как факт, на протяжении книги упоминается лишь город Hampshire, и где-то в середине рассказа, после передаваемых восхищений местной флоры настоящего города, один или два раза автор вскользь касается Америки. Одним словом, миссис Батлер не могла посетить Гемпшир в Америке, поскольку это -  графство на юге Англии. Это я как судья, как адвокат же могу склониться до банальной описке, как например это имелся ввиду город Нью-гемпшир, штат на северо-востоке США. В самом деле, литературные ошибки порой настолько впиваются занозой в обиход выражений, что перестаешь вспоминать азбуку некогда тронутых вещей. Так, например, в 1839 году, 23 марта, в американской газете «BostonMorningPost» впервые употреблена аббревиатура «ОК!», известная потом на века как «Все в порядке!», «О кей!», звучит как «Ол Корект!». И вроде бы все правильно. Но: пишется то «AllCorrect!», а то есть «А.С!», что притянуло и вторую ошибку в русский язык, поскольку «ОК!» писалось бы не иначе как «Эй Си!». Но я отвлекся.

         Теперь выступлю вновь судьей. Позовите кто-нибудь палача! Окончательный «приговор» можно прочитать в рукописи некоего Александра Вулкотта. Он повествует о молодой женщине из Катонвилля, штат Мериленд.  Она, как и героиня ирландки Батлер, во Франции увидела дом, так же на протяжении многих лет являющийся к ней во сне. Испытав непередаваемое волнение, она, подобно, как и миссис Батлер, вошла во двор, тем самым насмерть перепугав живших там священника, садовника и даму преклонного возраста, узнавших в ней приведение, обитавшее в усадьбе последние десять лет.

         Нет никаких сомнений, авторы не подошли к своим произведениям тенью месье Жерико с его «Le Radeau delaMéduse»(*11), да мы и не требуем, и поскольку обе эти книги Absquenota(*12), ограниченный запасом времени, дале позволю себе здесь не останавливаться.

        Несколько позже, находясь уже в собственных покоях, я узнал о так называемом «Случае леди Харрис». Он неоднократно описывался в парапсихологической литературе, ну и иногда, время от времени практически в одной и той же интерпретации, на страницах дешевых газет.

         Женщина средних лет, англичанка, ища уединение своей души, проживала одна на задворках одного из поселений старой Англии. Садовника и слуг в доме не было, таким образом, она самостоятельно управлялась по хозяйству, ведя необходимые дела в саду и по дому, что достался ей в свое время по весьма сходной цене. Покой пресно протекающих дней стали нарушать необъяснимые обстоятельства. Будучи женщиной ухоженной и опрятной леди, как это и принято, приступая ко сну, она везде и во всем оставляла безукоризненный порядок своего убранства. И каково же было ее удивление, когда по утру, отойдя ото сна, находила мебель своей спальни открытой, а вещи, подобно мусору, в разбросанном виде покрывали пол. Она прекрасно понимала и отдавала себе отчет в том, что накануне вечером, готовясь ко сну, она спускалась в парадную и закрывала входную дверь на замок. Более того, из вещей не пропало ровным счетом ничего.

           Точно такая же картина ожидала ее и на следующее утро, что дальнейшее пребывание в доме становилось практически невыносимым. Страх и безвыходность перетекали через края рассудка с одной стороны, а с другой необходимо было предпринимать какие-нибудь действия. Хозяйка решилась на отчаянные меры, и, приняв перед сном больше обычного кофеина, погасила канделябр и легла в постель. Уже совсем скоро она почувствовала холод своих же простыней, легкий пар напрочь сбившегося дыхания был ясно заметен в едва пробивающемся в спальню лунном свете. Суставы ее рук и ног немели, но еще ничего не происходило. Легким дуновением качнулся тюль в углу комнаты возле двери, вокруг стало необыкновенно тихо, казалось простой шорох сможет обратиться в набат, и от этой жуткой непереносимой тишины кровь давлением пойдет через уши. И только теперь она отчетливо увидела фигуру, бородатый силуэт. Он не передвигался шагами смертных, а словно согнулся на одном месте, но в тоже время парил по спальне, движимый нечистой, неведомой силой.

          Леди Харрис проснулась как обычно, но вскоре придя в себя и оглядевшись, нашла в комнате все тот же беспорядок. Здесь остается завидовать психике и нервам одинокой беззащитной женщины, которая не сбежала, а более того, нашла в себе силы и навела справки о прежнем владельце этого дома. Сделать это было довольно, не трудно, опросив жителей, она узнала, что предыдущий хозяин вел добропорядочную жизнь, и, будучи человеком верующим, нередко занимался благотворительной деятельностью. Человек более старой формации, он носил довольно большую бороду, следовательно, в приготовлениях ко сну некоторая часть времени отводилась на то, чтобы сжимать ту самую бороду резиновым колечком у самого подбородка.

           Не трудно догадаться, что женщина отыскала колечко, и перед сном, положила его на комод, на самое видное место. Каково же было ее удивление, а с моей стороны, как со стороны читателя, предсказуемость, когда по утру все вещи оставались на своих местах, и за ночь ничего не произошло, разве что исчезло то самое колечко. Нужно добавлять, что призрак больше не беспокоил эту особу?

           Я не знаю, верю ли я сам в это или нет, об этом, если успею, позже. Но безусловно, в данном случае, «Случае леди Харрис», мысли неуклонно толкают на обдуманность, понимаете, здесь задето мышление. Призрак преследует не спонтанность, но определенную цель, что, позвольте за вольность нахальства, не каждому и смертному то дано. А значит, мы имеем дело непосредственно с таким весомым многогранным, и в тоже время простым словом как «Сознание». Вердикт прост, поскольку Сознание ни что иное, как тень вменяемости живой плоти(*13), мы имеем дело с трактовкой вымысла. Если обратиться к господину Далю(*14), в его «Словаре…» значение этого слова купировано, и приводится лишь его глагольная форма – «Сознавать». Будете со мной спорить, что это разные вещи? Уверяю, я сейчас попробую поставить забор между глаголом и существительным, не смотря на то, что раньше этого никто никогда не делал, и я уже предвкушаю, как критика песком скрипит на моих зубах. Не буду лазить по чердакам нарицательных, собственных… Слово «Бег». Знакомо каждому с момента как мы первым шагом шагнули по нашей грешной. Самоустранюсь от написания значений что, для чего, как… Давайте сразу откроем «Бежать». Глагольный корень, соглашусь, в данном случае, подобно художнику, наложил на существительное некоторые краски, но суть, я бы не сказал, что осталась подобной, хотя, и на глаз, кардинально не поменялась. Скажем так, мы это существительное увидели в цвете. Далее, вот теперь я хочу обрамить его. Слово «Убегать». Здесь нужно чувствовать, отличать запах горелого масла от только-только пролитого на раскаленную железную основу. В последнем слове, глагольная форма обретает оттенок агрессивности, уже разбавленный весомой долей непонятности, необъяснимости, скрытности и, если хотите опасности.

          О чем я? О «Сознании» и «Сознавать». Приведенный выше рассказ вымазан этим значением, раскрытие коего мы как могли уже обсудили. К сожалению, нет времени заново возвращаться, и я неровным шагом продвигаюсь дальше.

 

 

III

«…осталось три часа»

 

          Со временем в уравнениях с призраками я стал множить противоречивость и как суммой, довольствовался искаженностью сюжетов. Наверно, невозможно стилизовать общую характеристику приведений, поскольку некоторые проявляются спустя определенные промежутки времени, некоторые лишь на протяжении какого-то периода или же постоянно, некоторые, подобные духу Кристофера Врена, лишь в определенные дни. Последний, если отдать должное молве и слухам, в годовщину своей смерти, случившуюся 26 февраля 1723 года, продолжает бегать по паутине Хэмптон-Корта(*15).

         Эта история вылилась на свет  много позже свершившихся обстоятельств. И, с позволения сказать, имела свое продолжение с подачи одного не бог весть какого литератора, державшего наследие своего покойного отца в виде посредственного издательства провинциальной газетенки. Я не помню сейчас имени создателя этой истории с господином Вреном, знаю лишь, что все его доводы упираются на личные видения этого призрака в этом известном месте. Трудно спорить о психической вменяемости рассказчика, но об иллюзии, или если хотите, самом банальном мираже, здесь можно оставить дюжину писаных страниц.

         Миллион примеров, когда воображение и реальность мешаются друг другу. Например, если смотреть снизу вверх на две рядом стоящие колонны, они воспринимаются нашим взором как сходящимися в одну точку, исполняя так называемый закон перспективы. Мне довелось лично наблюдать это явление на примере с колоннами храма Артемиса в Иордании. Уходя в поднебесье ровными параллельными башнями, они лукавят с нашим воображением, описывая две кривые, неизбежно пересекаемые где-то на определенной высоте. Но, как я успел заметить, они совершенны по градусам параллельности. 

         Все эти и вышеупомянутые истории, подобно аппетиту, нарастали сахарным интересом на язык моего мировоззрения. Помню, находясь в Petropolis(*16) по очередным делам моего работодателя, я не преминул  воспользоваться возможностью, и посетил один из дешевых семинаров, выстроенный в основном на подставленных очевидцах подобных явлений. Странно, но именно там я впервые узнал  о, пожалуй, самой известной из приведений, о некой Энн Нейлор.  

         Неоднократно сообщалось о том, что Лондонское метро одно из тех мест, которое часто посещают призраки. История с мисс Нейлор единственная, насколько мне известно, имеющая свое начало в заголовках газет со смерти бедняжки Энн, и затем нашедшая свое продолжение в облике ее же, как приведения(*17).

         Энн Нейлор была обыкновенным британским ребенком, сызмальства  начинавшая постигать азы изготовления дамских шляпок. Но, в угодие лукавому, в 1758 году в возрасте 13 лет была убита своим психопатом учителем и его дочкой. С тех пор призрак бедной девочки не может найти свое упокоение. Его часто встречают ночью в Лондонском метро на станции Farrington. И тому, как выясняется, есть сотни свидетельств. Обходчик, у которого врач констатировал смерть от сердечного приступа, успел поведать прибежавшим на его крик рабочим, как он воочию столкнулся с мучавшейся душой ребенка. Завершив осмотр своего участка, он заметил, что довольно глубоко ушел по направлению своего пути, и фонарь мерцанием небольшого пламени неустанно напоминал о исходе запаса керосина. Старик нагнулся над ним, чтобы подкрутить клапан, тем самым, выиграв одну другую лишнюю минуту и без того слабого света. Одновременно он чувствовал, как с угасанием пламени прибавляется неизвестно откуда дуновение легкого, но ощутимого холода. Он понимал, что и без фонаря прекрасно найдет обратную дорогу, благо, что она одна, да и годы работы на одном и том же участке библией отложили в памяти каждый дюйм пути. Клапан затвора никак не поддавался, и, в конце концов, фонарь пыхнул последним выдохом и окончательно утратил свои силы.  Старик принялся подниматься на ноги, попутно освобождая от земли свои колени. Едва он выпрямился и поднял свой взгляд, ледяной холод окатил его спину и миллионы мурашек раскаленными иглами пронзили все его бездыханное тело. На расстоянии вытянутой руки, прямо перед ним в воздухе застыло висящее тело! Он отчетливо видел в нем девочку, лицо которой было словно соль белого цвета, местами вскрытое черно красными язвами и в некоторых местах выделялись мертво серые жилы. С пустыми глазницами, голова явно смотрела в упор на старика, и, казалось вот-вот, словно пантера, это нечто приготовилось к прыжку. На призраке было детское, видимо, некогда белоснежное платьице прошловекового покроя, вымазанное грязью и искусанное зубами прошедших лет. Не длинное, но ноги не были видны ни на дюйм.

         Это все, что старик успел рассказать перед смертью еще до прибытия лекаря. Признаюсь, что греха таить, если все так и было, мне искренне жаль этого человека. Судите сами, принять такую смерть, одно из тысяч ироний судьбы. Правильно кто-то сказал, если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах.

         Но, разумеется, я не тронул бы и эту историю, если бы не одно НО!

        Несовершенство «прописных» в данном случае выделяется тузами в мизере игрока. А то есть, столь дерзкое убийство Энн Нейлор произошло в 1758 году, а первая линия Лондонского метро, еще на конной тяге, была пущена в 1863. Следовательно, спустя сто с лишним лет!

       Всё больше ограничиваясь во времени, не буду останавливаться далее на этой, к слову, весьма сомнительной истории. Мне же остается чуть  больше двух часов, посему позволю себе поторопиться рассказом.                    

 

 

 

 

IV

«…осталось два часа»

 

                   Я не истощался домыслами относительно влажности фактов или неоспоримости всех априори сказаний, я каждую историю, словно ребенок любимую конфету разворачивал и извлекал из фантика. Некоторые были сладкими, некоторые недостаточно.  Некоторые обращали на себя мое внимание красивой оберткой.  PhantomHitchhiker(*18) одна из таких.   Сейчас и не вспомню родителя этой истории. Не вспомню и место, что и не так важно, по сути, мне как кулинару важна сахарность начинки, пробу которой я все же снял со всей важностью педанта.

                Один достопочтимый джентльмен не столь преклонных лет пол года как схоронил родную сестру, и, будучи человеком богобоязненным и учтивым, на протяжении всего этого времени довольно часто навещал могилу любимой родственницы. Он любил приходить к ней на погост и предаваться воспоминаниям прожитых лет, за чем не замечал наступления сумерек, и порой за полночь возвращался домой. Одним из таких вечеров, уже собираясь в имение, он заметил на выходе из кладбища женщину, по всему виду так же скорбевшую по близкой утрате. Она стояла возле ворот под рассыпанном луной светом, который играл тенями ее траурного платья, подчеркивая грациозность и статность неизвестной дамы.  Приглашение проводить нашло свое отражение в учтивости горем убитой женщины, и они направились к дому, разговаривая пресностью всех буквенных этикетов. На следующий день мужчина решается продолжить знакомство и возвращается к дому неизвестной леди. Каково же было недоумение, когда из уст пожилого человека, вышедшего к нему, этот достопочтимый джентльмен узнает, что накануне познакомившаяся с ним женщина, ни кто иной, как дочь этого старца, умершая двенадцать лет назад!

              Вряд ли сюжетный создатель найдет пристанище среди трудов библиотечных творений, и у Даниэлевского столба(*19) ему не отыскать ночлег.  В самом начале я дал характеристику джентльмену  как достопочтимому и богобоязненному человеку, не значит БОГА БОЯЗНЕННОМУ, а ВЕРУЮЩИМУ. Такие люди неуклонно следуют священным писаниям, что называется след в след. Таким образом, покидая могилу сестры, мужчина явно совершает обряд экзорцизма(*20), он крестится, а значит, следуя законам духовенства, «…духи и нечистая должны сгинуть…». Amen(*21)!

            Очередную историю, я, с позволения сказать, подслушал в зале похоронных процессий, в доме покаяния St. Omninonihil(*22), это к северо-западу от Nilesse(*23), графство Норфолк, Англия. Мое присутствие там было обусловлено должностными обязанностями по службе. Тем самым, имея к родственникам усопшего лишь посредственное отношения, я воспользовался правом быть незамеченным и стал вольным свидетелем беседы собравшихся, пока у них образовалась необъяснимая пауза с получением тела. Господин в мундире среднего офицерского состава делился впечатлениями накануне прочитанной прессы. Речь шла о Рэйхэм Холле, это как раз здесь недалеко, графство Норфолк. Этот благородный господин утверждал, что увиденная им вчера напечатанная в газете фотография призрака, принадлежит некой  леди Дороти Тауншенд, жены Чарльза Тауншенда, второго виконта Рэйхэма, которая в начале семнадцатого столетия проживала в замке графства. Офицер настаивал, что это фото настолько ярко выражено подчеркивает черты лица женщины, что не узнать ее просто не возможно. Мало того, со знанием дела не дилетанта, но человека знающего,  он неоспоримо утверждал, что хорошо рассматриваемые на ее одеждах пятна алой крови прямо указывают на насильственную смерть женщины. В самом деле, я вспомнил. Эта запутанная история змеей тянется через, вот уже, второе столетие, так и не пролив свет на реальное положение вещей. Мне кто то рассказывал, что в свое время муж Дороти уличил супругу в неверности с неким лордом Вартоном, но, стоя на ногах человека аристократических амбиций, он не дал волю своей ненависти. Однако, вскоре сообщалось, что леди Дороти Тауншенд вследствие продолжительной болезни скончалась. В соответствии с записями, она была похоронена в 1726 году в именном склепе. Очень много слухов ходило тогда относительно этих похорон. Поговаривали, что гроб был пустой, и что Чарльз держал свою супругу в удаленной части дома, в полной изоляции и строжайшей секретности. Если это правда, то со слов горничной, бедняжка провела в заключении остаток жизни при умственном помешательстве и приняла смерть в страшных муках(*24).

                С тех пор Рэйхэм Холл вечерами наполняется стонами измученной женщины. Прислуга, как правило, не задерживается здесь подолгу. Один из гостей замка ночью видел силуэт женщины, со свечой в руках, вышедшей из одной стены, и вошедшей тут же в стену напротив. Он так же угадывал в призраке ту самую леди Тауншенд.

                Все эти писания и сказания не для людей с холодной кровью, здесь я не берусь оспаривать белолистовость букварей, нет, я хочу вернуться к рассказу офицера, его рассуждениям. А ведь, увы, и он имеет имя, но я, честное слово, не помню его. Что я сделал, так это на следующий же день пролистал подшивки известных газет, и, как и предполагал, никакой фотографии призрака мне найти не удалось, хотя допускаю, что офицер был человеком приезжим, и газету мог привезти с собой. Но это, в принципе, уже не важно. Не обязательно располагать обширной интуицией, достаточно положить трезвое внимание на слова офицера, чтобы уличить этого человека во лжи. Я допускаю, что он действительно видел фотографию в газете, я даже допускаю, что призрак и есть леди Дороти, как ЕМУ показалось, но на этом, пожалуй, и все.  На этом вся моя лаконичность летит в мусорное ведро, поскольку этот достопочтимый господин заявил об алых пятнах крови, внятно прослеживаемых взором на напечатанном снимке. Позволю себе заметить, красный цвет выделить на черно-белой фотографии, это, скорее, прерогатива домыслов, нежели фактов. Посему, услышав бы рассказ офицера в следующем, 1904 году, когда в газетах стала появляться цветная печать, я бы непременно принял его историю за чистую монету, а пока,  довольствуюсь утешением от такого нехитрого разоблачения(*25).

               Но, нужно сказать, я не единственный, кто в бочку медовой реальности добавляет ложку дегтевого скептицизма. Около сорока лет назад, Уильям Х. Мумлер, гравер из Бостона, представил свету свое уникальное достижение, фотоснимок духа, привидения, сделанный им самим(*26). Резонанс был довольно громким, особенно когда точку в фальсификации поставил доктор Гарднер, все из того же Бостона, во всеуслышание разоблачивший подлинность работ господина Мумлера, он написал в весьма весомую газету опровержения, скрепленные фактами(*27). 

              А мне же, в свою очередь, насколько раненый зверь истекает кровью, настолько мне приходится истекать отпущенным свободным временем. Остается один час, и я перехожу к сути всего написанного…

 

 

V

«…остался один час»

 

           Уже меньше часа.

           Как я уже говорил, «Призраки живых», эта книга положила начало всем страстям и всецело утащила меня в мир суеверия и необъяснимого. Меня начали преследовать ночные видения и кошмары, которые мрачным довеском оседали осадком специфики моей работы в бюро похоронных услуг. Я являлся исполнителем по страховым случаям, что и объясняет вынужденные поездки по другим странам. Однако сейчас, мое нахождение в Смоленской губернии вызвано личной необходимостью. И вот…………………

 

 

*********************************************

  1. QuoVadis – деревня миф. Буквально по латыни – «Куда идёшь?»;
  2. «Призраки живых» - «PhantasmsoftheLiving» - книга имеет свое реальное происхождение (1886г.), Артур Пим не упомянул лишь четвертого соавтора – Джеймса Х.Хайслопа;
  3. Аристотель – древнегреческий философ и ученый, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского;
  4. Речь идет о книге философа и священника Джозефа Глэнвила  «Ведьмы и колдовство», в которой центральное место занимает история барабанщика из Тидуорта;
  5. Relictum quattuor horis est – осталось четыре часа (лат.);
  6. Lipsia – Лейпциг (лат.);
  7. Johanniskirche – церковь Св. Иоанна (нем.), место, где в 1900 году были перезахоронены останки Иоганна Себастьяна Баха;
  8. «…с именем не ручья, но Моря» - дословно: «не Ручей, а Море ему имя!», выражение, адресованное И.С.Баху, принадлежит Моцарту (слово «Bach» по-немецки значит «ручей»);
  9. «Погреб Ауэрбаха» - самый известный и древний ресторан Лейпцига;
  10. «История моей жизни» - посредством современных технологий с легкостью можно найти как ссылки на автора и произведение, так и сам рассказ;
  11.  «Le Radeau de la Méduse» - «Плот «Медузы», картина французского художника Теодора Жерико, написанию которой предшествовала огромная подготовительная работа, в результате которой художник делал многочисленные этюды и наброски с умирающих людей в больницах и с трупов казненных, учитывая и запоминая всю физику мучавшегося или мертвого тела;
  12. Absquenota – разряд книг, не имеющих обозначение года и места издания;
  13. Трактовка слова «Сознание» самим автором;
  14. Даль – Владимир Иванович, русский ученый и писатель, известный как основатель «Толкового Русского словаря…». Даль включил в словарь так же несколько слов, которые были придуманы им самим: «сглас» вместо слова «гармония», «ловкосилье» - «гимнастика». После выхода словаря это обнаружилось, и сам автор, в статье «Ответ на приговор» вынужден был это признать;
  15. Хэмптон-Корт, спроектирован в 1690 году Джоржем Лондоном (GeorgeLondon) и Генри Вайзом (HenryWise). Является одним из старейших британских лабиринтов из живой изгороди. Расположен на Темзе, по течению несколько выше Лондона;
  16. PetropolisСанкт-Петербург (лат.);
  17. История с приведением в Лондонском метро, а в частности с Энн Нейлор, в современных условиях подачи информации без труда можно отыскать по многочисленным ссылкам и литературным источникам;
  18. PhantomHitchhiker – дословно «призрак, путешествующий автостопом». Подобный термин вошел в обиход много позже, что, несколько подмывает хронологию рассказа, но, в целом, достаточно приемлем под данный описанный случай;
  19. Даниэлевский столб – здесь игра слов. Имеется в виду Даниэль Дефо, автор бессмертного опуса «Робинзон Крузо». Когда церковь и аристократия добились ареста писателя, его приговорили к троекратному выставлению к позорному столбу. Это считалось мучительно унизительным наказанием, поскольку давало право прохожим безнаказанно издеваться над осужденным. Но, в данном случае, кара превратилась в триумф писателя – Дефо был осыпан цветами;
  20. Экзорцизм – молитва за упокой души или просто перекреститься, обряд, предусматривающий исчезновение всех нечистых сил;
  21. Amen – истинно (лат.);
  22. St. OmninonihilSt. – сокращенно от «святой» (англ.), Omninonihil– пустота, вакуум, ничто, дословно «решительно ничего не значит» (лат.);
  23. Nilesse – пустота, ничего, дословно «ничто»;
  24. Фотография леди Дороти, пожалуй, самая обсуждаемая на сегодняшний день фотография призрака, фальсификацию которой окончательно доказать пока не удалось. В современном мире эта фотография более известна как портрет «Суровой леди». Наиболее четкий снимок, дошедший до сегодняшних дней, датируется 1936 годом;
  25. Первая цветная фотография в истории газетного дела и в самом деле была напечатана в 1904 году, если быть точным, 22 марта. Этот снимок был опубликован в Английской «LondonDailyIllustratedMirror»;
  26. Уильям Х. Мумлер представил миру фотографию призрака в 1862 году. Это была вторая, получившая широкую огласку история со снимком приведения. Первая, задолго до этого, связана с Ричардом Бурснелем и его фотографиями. В 1851 году этот англичанин заявил о наличии у него подобных снимков. Но, поскольку ни одного фото, как доказательство, представлено не было, эту историю быстро забыли;
  27. Доктор Гарднер в письме, адресованном в "Баннер оф лайт" (Бостон, 20 февраля 1863г.) и содержащем отзывы о последних достижениях Мумлера, писал:"Несмотря на то, что я полностью уверен, что он, благодаря своим медиумическим способностям, получал подлинные изображения духов, всё-таки, по крайней мере, в двух случаях, я получил доказательства обмана, причём весьма убедительные... Господин Мумлер или кто-то другой из числа людей, собирающихся у миссис Стюарт, были замешаны в обмане путём подмены изображений духов изображением человека, ныне живущего в этом городе";

КОММЕНТАРИИ:

- равно, как и предыдущие рассказы автора, данный рассказ очередной раз оставляет читателя наедине со своими мыслями и додумыванием сюжетной линии;

- первоначальное вступление пером Эбигейл де ЛЯ Фэй подчеркивается некое отношение к теме когда-то написанного стихотворения «Призрак». Это заблуждение. Данного произведения нет! Более того, нет и автора под таким именем. Все от начала и до последней строчки принадлежит мыслям создателя этого рассказа – Артуру Пим!
- в четверостишие мало кто углядит формы некогда описанной «книги мертвецов»! Гоовард Фииллипс Лаавкрафт, американский поэт, литератор и журналист, автор, придумавший тот самый некрономикон, что впоследствии встал на вооружение современников, писавших ужасы. Здесь: -
«…Прописанный у ГОВАРДА псалмом…» (Книгой мёртвых)
.